Венецианский купец
Фильм Майкла Редфорда по одноименной пьесе Уильяма Шекспира

 Для кинематоргафистов творчество Уильяма Шекспира всегда было лакомым кусочком. Экранизировав почти все произведения автора, режиссёры, вооружившись внушительной теоретической базой постмодернизма и постструктурализма, принялись снимать осовремененные версии классических текстов. Свет увидели «Ромео + Джульетта» База Лурмана, «Титус» Джулии Теймур, «Гамлет» Майкла Алмерейды. Появилось ощущение изжитости шекспировских сюжетов или, как минимум, их непривлекательности для современного кино. Майкл Редфорд своим «Венецианским купцом» доказал – подобные опасения напрасны. Фильм представляет собой классическую экранизацию, где текст служит не отправной точкой для фантазии режиссёра, а самым важным и ценным компонентом постановки.
Интересно проследить смещение акцентов, производимое режиссёром по отношению к пьесе. Несмотря на кровавую интригу, в «подлиннике» Шекспира – это комедия с элементами мелодрамы. Автор наполняет текст многочисленными шутками и комическими сценами, с описанием праздничной атмосферы венецианской жизни. В фильме Редфорда – иная картина. Режиссёр переносит внимание зрителя на отношения Шейлока и Антонио. Для Редфорда причина, из-за которой ростовщик предлагает вместо процентов вырезать кусок плоти купца, намного важнее самой развязки этого кровожадного пари.

Шекспира, написавшего «Венецианского купца», легко понять. Он сочинял пьесу для людей своего времени. В то время никому даже в голову не могли прийти такие вещи, как политкорректность, толерантность, терпимость и т.д. Законы того времени защищали христиан и их торговые интересы. Европейские страны, если кто забыл, были христианскими. У ростовщиков, без которых ни одна торговля нормально развиваться не может, было особое положение. Во-первых, ростовщичеством, банковским делом могли заниматься только нехристиане, поскольку в Ветхом завете существует запрет давать деньги в рост ближнему. Под ближним подразумевались единоверцы. Оттого ростовщиками в христианских странах были не христиане, а в основном евреи. В языческих странах наоборот – христиане (те же самые венецианские купцы). Нам неизвестно, соблюдали ли евреи этот закон по отношению к своим единоверцам, но, надо полагать, соблюдали, поскольку, находясь в чужеродном окружении, они еще более истово блюли законы своих отцов. В фильме, кстати, хорошо показано, как Шейлок при упоминании о маскараде, который должен был произойти вскоре, дает наказ своей дочери Джессике закрыть ворота и:

«…Не смей на подоконники взбираться,
На улицу высовываться, чтобы
Глазеть на хари глупых назареян…»

Хари глупых назарян – это лица христиан в маскарадных нарядах. Кстати, хотелось бы добавить, что во многих рецензиях на этот фильм утверждается, что в гетто евреев сгоняли христиане. На самом деле, во времена Шекспира в гетто не загоняли силком. Гетто были, если сказать по современному, местами компактного проживания национальных меньшинств, районы, которые обустраивали себе сами нацменьшинства, дабы уменьшить смешение своей нации с аборигенами. Типа Чайнатаунов. Только по договору с христианами гетто охраняли стражники, дабы кто-нибудь из тех же самых христиан не принялся вымещать свою злобу на «нацменах» (бритоголовые были и тогда). У того же Шекспира дочь Шейлока, Джессика, выдает вот такую тираду, мысленно обращаясь к своему любимому из христиан:
Сдержи лишь слово – сдамся я в борьбе:
Крещусь и сделаюсь женой тебе.
Это результат того, что дом Шейлока стоял не в гетто, как многие дома более мудрых отцов, и дочь его общалась с молодцами христианами напрямую, что также не допускали другие евреи. Еще одна загвоздка – в русском переводе фильма, который посмотрели наши критики. Вот фраза из в целом положительного отклика на фильм: «Резало слух многократное употребление слова «жид», не нашла этому оправдания…». Если бы зрительница не ограничивала свой кругозор просмотром голливудского фильма, а взяла бы в руки «исходник» Шекспира «Венецианского купца» в классическом переводе Исайи Бенедиктовича Мандельштама, то это ненавистное слово она бы прочла ровно 33 раза. Так что в «святой» борьбе за идеалы современности порой иногда полезно оглядываться на вечные ценности и не терять здравый смысл. Хорошо, что его не потеряли наши переводчики голливудского фильма «Венецианский купец».

Но перейдем к сюжету, который настолько динамично и живо смотрится, особенно в наши дни новой капиталистической России, что понимаешь – классика вечна. Аль Пачино здесь стал главной движущей силой. Мы привыкли его видеть совсем в другом качестве, а тут вдруг из постаревшего Майкла «Крестного отца», из дьявола, он становится сгорбленным, мрачным и жестоким процентщиком, не лишенным, впрочем, обаяния, не потерявшим энергичного блеска своих жгучих глаз.

Однако самого актера вначале не заинтересовало предложение Рэдфорда сняться в этом фильме.

- Я не хотел сниматься в «Венецианском купце», – сказал Аль Пачино корреспонденту одной израильской газеты. — Мне казалось, что это — не мое амплуа. Но, когда я прочел сценарий и понял, на чем строится его личность, неожиданно для себя я начал «примерять» образ и увлекся…
Увлекся Аль Пачино не на шутку. Можно сказать, что это одна из лучших его ролей. Конечно, это не «Гамлет» Иннокентия Смоктуновского и не «Отелло» Лоренса Фишберна, но для Голливуда вполне на высоте.
Удивляет в сюжете очень высоко поставленное правовое сознание людей, участвовавших в процессе Шейлок-Антонио. Казалось бы, законодательство XXI века должно быть более совершенно, ан нет. Подход венецианских законодателей кажется очень человечным и оттого более правильным, если «зрить в корень» слова «ПРАВОСУДИЕ». Удивляет несколько раз сказанное: по совести или по закону… То есть, законодатели того времени при всей их строгости не оставляли для себя возможности нарушить закон и решить дело по совести. Понятно, что в сегодняшнем суде это невозможно в принципе, если сегодня судьям дать такую возможность, то они «выведут зал», сделают заседание закрытым и решат все «по совести», кошелек которой более полон. Хотя жадность человеческая во все времена была одинакова. Что еще раз подтверждает классичность Шекспира и актуальность фильма.

Любовная линия в фильме прочерчена жирным феминистическим маркером. Мужчины показаны с бледным интеллектом, похотливые и горделивые. Женщины же – хитрыми, культурными и красивыми. Спасают купца Антонио от Шейлока, кстати, также женщины. Все как у Шекспира, претензий нет. Видимо, зритель эпохи великого поэта состоял также в основном из женщин. Снова аналогия с сегодняшним днем напрашивается прямая – телевизионные бонзы нередко ориентируются на вкус «домохозяек».
В заключение хотелось бы упомянуть о шикарных нарядах, колоритной атмосфере деловой Венеции и о прекрасной музыке, которая сопровождает фильм. Когда мы смотрели «Венецианского купца» в редакции, казалось, сами участвовали в процессе Шейлока. Предлагаем и читателю побывать в Венеции времен Вильяма Шекспира.

Сергей Юхнов